Итак, вполне ясно, что племя древнее рода, тем не менее особое внимание к роду знаменательно. Если в древности основное внимание обращено на результат, на плод — т. е. на племя, позже более важной становится идея рождения и возобновления племени, важен процесс, действие, а не его результат. Племя — плод, результат, оно и существует только благодаря роду, обожествленному до степени Рода. Последовательная смена их, родов-племен, дает поколения, все новые колена людей, которые растут, охватывают все более широкие группы прежде вовсе не общего рода, может быть, и не одного племени, но — одного поколения и общей судьбы. Это очень важное изменение в сознании произошло в историческое время. Понятие рода как движения во времени — важная точка отсчета в новой славянской культуре. Замкнутость древнего племени была открыта навстречу более динамичному роду.
В этом смысле Род — предки и потомки вместе, данные нисходящим образом, но в единстве, потому что предки порождают потомков. В летописи XV в. приведены слова Ивана III о предке своем Всеволоде Большое Гнездо (жившем в конце XII в.): «А от того великого князя да иже до мене род их: мы владѣем вами» (Пов. моск., с. 380); род здесь — потомки. Епифаний Премудрый в XIV в. сокрушался: «Аще ли не написана будут [жития святых] памяти ради, то изыдет ис памяти и въ прѣходящаа лѣта и преминующимъ родом удобь сиа забвена будут» (Жит. Стеф. Перм., с. 1); здесь роды — поколения, сменяющиеся во времени.
Последовательность изменения можно установить и на основе грамматических форм слова. Сѣмя и племя древнее слова родъ, поскольку класс имен, к которым относятся первые два, является древнейшим. Эти слова выражают исконный круг представлений о человеческом роде, полностью соответствующий идее продолжения рода в живом мире. Семя, с одной стороны, и племя, плод — с другой, — вот причинно-следственная связь, как ее, весьма конкретно, понимали скотоводы.
Родъ и плодъ также известны с незапамятных времен, ибо относятся к архаическому типу склонения с основой на *u. Имен этого типа сохранилось в славянских языках не так много, но все же они отражают уже совершенно иное представление о продолжении рода; плод рождается, и в этом заключается смысл действия. Как порожденное, плод — уже и не племя. Соответствующее модели животного мира представление «семя ∞ племя-плод» не удовлетворяло людей новой общественной формации. Для земледельца рождение зерна становится важным хозяйственным актом, и потому-то на первый план выходят два новых — отглагольных — имени: родъ и плодъ. Глагольность этих образований ощущается постоянно, указание на действие, на процесс всегда присутствует в любом сообщении о роде. В этом, пожалуй, самое важное отличие слова родъ от слова сѣмя: «семя» — предметно, «род» — движение.
Нет слов, образованных от сѣмя, племя с помощью приставок; от существительного же родъ таких слов много, и это лучше всего доказывает, что в глубинном значении корня сохранялась (глагольная по существу) идея действия, продолжения, развития. Самыми древними из приставочных слов были народъ, неродъ, уродъ, сродье, они встречаются уже в старославянских текстах и доныне известны многим славянам.
На-родъ — то, что народилось, собралось в роде и представляет собой совокупность ныне живущего рода, т. е. "толпа, сборище, стадо". В русских народных говорах до недавнего времени известно было такое выражение об общем деревенском стаде: «народ пошел».
Не-родъ обозначает того, кто не радеет об общем благе рода, — беспечного или небрежного человека: живет в роду, но относится к нему свысока. «Нѣсть ему спасения — еще ли кого изгубишь лѣностью и неродьствомъ» (Поуч. свящ., с. 108); это бесчувственность, беспечность, бесчиние, которые выбивают человека из размеренного течения родовой жизни. Порицая одного своего современника, Кирилл Туровский сказал (это XII в.): другие порокам бывают подвержены, как псы и скоты, «ты же неродьствомъ себе приносъ съдѣ», т. е. в бесчинстве себя загубил.
У-родъ — лишенный «рода» в прямом смысле, т. е. "физически поврежденный человек". Это и каженик (скопец), и безумный, и эпилептик — всякий, кто по каким-либо причинам не может продолжить свой род. Христианство по-новому отнеслось к этой группе людей, всячески опекало их, прикармливало при церквях, поскольку «блаженны нищие духом», и особую цену имеют те, на ком завершается род. По неведомым законам логики, сопряженной, возможно, с народной психологией, постепенно сложилось мнение, что именно такие уроды (в церковном обиходе их называют юродивыми) и выражают глас божий: «Хотяй быти мудръ въ вѣцѣ семъ — уродъ буди!» (Пандекты, л. 15). Физические недостатки как бы гарантировали святость духа —- мнение, совершенно невозможное в родовом обществе. Блаженные становились благими и блажили на Руси довольно долго (Лихачев, Панченко, 1976, с. 196).
Съ-родие — урожденные совместно, в общем роду. Судя по вариантам приставки (не только съ-, но и су- из сѫ-), это очень древнее образование, выражающее степень родства. Все, кто вместе и общего корня, — сродники; съродие — родство, различное по степеням. Приставка съ- (или су-) показывает, что речь теперь идет не о кровном родстве, что круг родичей расширяется.
Как великое нарушение норм воспринималось убийство внутри рода; брат на брата идти не мог! Но вот начинается трагическая история киевского княжеского дома, и старые родовые традиции оказываются нарушенными. Святополк, прозванный Окаянным (проклятым), послал убийц на своих младших братьев, которые «не от врагъ, но отъ сродника убиена быста» (Сл. Борис. Глеб., с. 170); не родъ, а съродникъ — это примечательное уточнение словом. Сыновья одного отца, князя Владимира, но от разных матерей — всего лишь сродники, жизнью обязанные разным «рожаницам». Рождение связано с Родом, это верно, но в начале XI в. правят все еще «рожаницы». Такова исходная, идущая из родовых отношений, точка развития княжеских междоусобий. Сродники бросили меч вражды, но не род. В русской средневековой истории Святополк навсегда стал символом братоубийственной розни, понимаемой таким образом. Описывая вероломных князей-убийц (а их было много в русской истории), использовали неизменную формулу: «ваш сродникъ оканьный Святопълкъ, избив[ыи] братью свою» (Ряз. княз., с. 128), а ведь и сами страдальцы тоже были потомками или родичами того же Святополка. Эта формула о другом — о родстве по духу и нраву. Во всех сказаниях о Куликовской битве Дмитрий Донской — сродник Бориса и Глеба, тогда как его политический противник Олег Рязанский именуется сродником Святополка (Жит. Дм. Донск., с. 208, 212 и др.). Литературное происхождение формулы поддерживает и отвлеченно нравственное или политическое значение слова: сродники не по родству, а по некому типичному деянию. Сродниками Тамерлана, например, называют в начале XV в. татаро-монголов времен Батыя (Пов. Темир., с. 238), также пришедших на русскую землю, но гораздо раньше Тамерлана.