Судя по косвенным данным, можно предположить, что начался этот процесс на границе XIV—XV вв.; именно тогда появились те значения слова человѣкъ, которые стали связываться с понятием об «услужающем» в его противоположности к «важным лицам» закона. Понижение рангов, отраженное в значениях слова человѣкъ, связано с начавшимся процессом образования нового представления о личности.
Чтобы ясно представить себе соотношение всех уже рассмотренных слов в цельном виде, воспользуемся текстами одного автора. Глубоко индивидуальное словоупотребление, основанное, впрочем, на типичных представлениях своего времени, дает Кирилл Туровский. К середине XII в. установился тот церковный взгляд на соотношение небесного и земного, который стал характерным для всего русского средневековья, и Кирилл Туровский последовательно его выражает.
Сѣмя, племя, предѣлы — все эти слова он употребляет только в цитатах из Писания. Языци вместо народи — тоже остаток библейской терминологии в словаре Туровского и его современников.
Слово народи у Туровского обозначает просто людей одного рода-племени (такие люди приходят, например, к Соломону за судом, их бранят фарисеи, они восстают против Христа). Словом народи назывались в библейских текстах люди, словом же языки (в отличие от народи) — не всякие люди, а только язычники, которые могут быть того же самого племени, что и освященные «народи» («И будуть ми людие от языкъ мнози» —Кирил. Тур., с. 16); «народи» приходят «отъ странъ», ибо «странамъ вѣра» (с. 5), «и приведуть братию нашу от всѣхъ странъ» (с. 16); словом люди именованы безумные; крестят и учат людей, старцев, которые составляют указанные «народи»; «язычьскы намѣнуеть люди» (с. 6—7), потому что слово люди можно употребить по отношению к неверным, в отличие от «верных» — тех, кого называют народи. Языческие представления отражены и в понятии об отдельном человеке. Человек — физическое проявление плоти, в которой не осталось никаких следов духовного, так что можно и «бѣсы от чловѣкъ прогна» (с. 44), поскольку бездуховную плоть именно бесы и населяют.
В отличие от высокого слова страны (из таких «стран» вышли «народи») земля употреблено по отношению к некой поверхности, на которой есть место и зверям, и пресмыкающимся (с. 47). Человек и земля — нижний уровень именования, они обозначают слишком «телесные» и «земные» явления, чтобы включать их в живую ткань символического христианского образа. Но слова сѣмя, племя, предѣлъ также не годятся для этого, ибо присущи определенным библейским контекстам и потому всегда однозначны в своей отнесенности. Игра слов и построение живого образа происходят на среднем уровне обозначений. Слов люди — языци и народи — страны вполне достаточно, чтобы в обобщенно-собирательном виде указать и на противоположность «верных» «неверным», и на отличия в их размещении на земле. Некоторая вещественность сохраняется и в обозначении люди — языки (у самого Кирилла Туровского языкъ часто употребляется для обозначения органа речи, с помощью которого можно «вещать»), но не в представлении о народах и странах, которые даны по возможности наиболее отвлеченно, как массы и пространства, неисчислимые и не дробящиеся на части. Слова народи и страны ближе к высокому стилю и символу.
Последние дни Пафнутия Боровского в 1477 г. описывает его ученик Иннокентий; пораженный количеством прищедших проститься с блаженным, он говорит: «Не токмо же от князь и отъ княгинь, но и отъ прочего народа, отъ боляръ же и отъ простыхъ со всѣхъ странъ приходящихъ» (Пафнутий, с. 494) — в этом отразилось совершенно новое представление о совокупности лиц: князья выделены из народа, обособлены от него. Однако все остальные понимаются здесь как собирательная совокупность народа (простые и боляре). Эти попарные соотношения прослеживаются во многих книжных текстах, сохраняются на протяжении веков и понятны еще сегодня (журнальные и газетные рубрики говорят нам о «странах и народах», а не о «людях и языках»).
Итак, человек и люди — слова, которые имеют особое значение, потому что само желание снизить их стилистический ранг показывает нам пристрастное отношение церковного писателя к словам, языческое народное осмысление которых отличалось от принятого в книжной литературе, восходящей к библейским текстам. Они выражали идею о «человеке», который дан сам по себе, и о «людях», независимых в своем отношении к каким-либо установлениям власти (например, свободных от влияния церкви). Это следует из текстов Кирилла Туровского. Проследим это на других текстах.
Самая важная подробность: в древнейших текстах слово человѣкъ обычно употребляется в форме множественного числа. Что же это за «чловеци»?
В «Печерском патерике» говорится о том, что человек — подобие бога, однако противопоставлен ему: славы ищут «от человекъ», а не от бога (Патерик, с. 101); «чловѣци» — не ангелы и потому не видят бога (с. 87), вообще же они ближе к богу, хотя и укоряют последнего (с. 168), беса всегда можно отогнать «отъ чловѣкъ». Люди просвещаются «в человѣкы» посредством божественного крещения (Поуч. свящ., с. 111); «къ живущимъ бо на земли человѣкомъ» обращается Иларион (Иларион, л. 169), а слава князя Владимира именно в том и состоит, что «бысть князь Володимиръ акы уста божия, и человѣкы от лести диаволя къ богу приведе» (Похв. Влад., л. 342б). В борениях неба и ада человек находится где-то посредине — это общее место христианской литературы. У Иоанна Экзарха «небесьскыи ангели и земьни намъ человѣци» (Ио. Экзарх., с. 20); такие оценки могут меняться местами: «земние ангели и небеснии человѣци» (Поуч. свящ., с. 111); вся разница в том, что в отличие от ангела человеку — существу во плоти (Прол. поуч., л. 2626) — противопоставлен «богъ, имый человѣци, богомъ зовемъ бога» (Ио. Экзарх., с. 90). До ХѴII в. троичное заселение сфер подчеркивалось в любом тексте; даже в грамматическом руководстве части речи, грамматические категории и формы языка делятся по относительной ценности в зависимости от того, с чем они соотносятся: с ангельским ликом (имя), с тем, что «отпадщо» (например, с бесами соотносится глагол), или с тем, что «посрѣдне» (чловѣци соотносится с причастием, промежуточной между глаголом и именем формой). В «Житии Ольги» обнаруживаем интересное противопоставление: «И бѣша вси людие невѣдуще бога, и [Ольга] немалы печаловаше, видящи вся человекы прелщени дьяволомъ» (Жит. Ольги, л. 381). Гражданское состояние (люди) противопоставлено здесь духовному посвящению (человекы). Важно одно: то, что выражено «причастной» формой человѣки (а не люди, не народъ), противопоставлено божественным силам; лишь понятие, выраженное формой чловѣци, достойно подобного сопоставления, всегда представляя некое множество. Сочетание мнози бо человѣци часто встречается в древних текстах, оригинальных и переводных.