Мир человека в слове Древней Руси - Страница 97

Чтобы убрать подобную многозначность слов и вместе с тем как-то определеннее различить миръ и міръ, древнерусские книжники стали использовать старославянское сочетание вьсь миръ "вселенная"; последнее средство не было в особенной чести у наших книжников, хотя они спокойно переписывали его, читая южнославянские переводы с греческого языка. Писатели и переводчики киево-печерской школы, начиная с ее основателя Феодосия Печерского, вводят это сочетание в наш оборот. «Тружающеся въ бдѣнии и въ молитвахъ молящеся за весь миръ», — говорит Феодосий (Поуч. Феодос., с. 4). Весь миръ — спокойствие мира, свидетельство братского единения всех людей. «Міръ — велик человек» — соглашается с этим по-своему и народная поговорка.

В заключение следует заметить одну подробность в развитии представлений обо «всем мире», хотя и случилось это уже гораздо позднее, за пределами Древней Руси.

Представление о мире как населенном людьми пространстве, сохранялось до XVII в., всегда противопоставляясь понятию «всего света». Сразу же после открытия «Нового света» — Америки — в русской литературе (в трудах Максима Грека) появилось обозначение «новый мир». Да, новый мир, а не новый свет. «И ныне тамо новый мир и ново составление человеческо!» — писал в 30-е годы XVI в. этот реформатор русского книжного языка (Казакова, 1980, с. 130). Подобное представление могло сохраняться только потому, что в крестьянском быту слово мир вообще понималось именно как населенные «мужиками» земли («составление человеческо»), а бытовое значение слова всегда оказывало определенное воздействие на все возникавшие с этим словом сочетания и выражения.

Со временем «весь мир» обернулся «целым миром» — но это случилось еще позже. И.С. Тургенев в одной рецензии издевался над плохим переводом с немецкого, в котором использовалось это сочетание слов: «А в кудрях его целый мир мог бы утонуть, — шутка сказать, целый мир!». Значение слова целый не допускало подобных соединений по крайней мере до XVIII в. Целый означает не "полный", а "здравый", так как же может он быть «всем»?

По-видимому, сочетание весь мир должно было снять исконную противоположность, существовавшую между представлением о свете и о мире, объединить их в общем понятии, слить свое и чужое в общности надчастных интересов мира. Однако сознанию средневекового человека этот синтез еще не был свойствен.

Сохранению противоположности способствовала двойственность средневекового мира. Все, что связано с признаком «свет», мало-помалу сосредоточилось в церковном варианте иерархии и покрылось ореолом святости. «Свѣт» ведь «свят». Напротив, «человѣкъ простый — истецъ мирянинъ» (Пск. Судн. гр., с. 26). Мирское противопоставлено и светскому, и освященному, которые сливались в какой-то точке общей противоположности власти к «мирным мирянам». Но вместе с тем мирское и светское одинаково противопоставлены духовному как воплощение земного в жизни. В подобных противоположностях особое значение и получает слово миръ, уже в первой половине XVI в. очень редкое и весьма неопределенное по смыслу. Историк полагает, что в момент становления российского самодержавия миром «вообще называли общество — в городе и в деревне... "Мир" считался значительной общественной силой» (Шмидт, 1973, с. 91, ПО), следовательно — уже не просто «коллектив», а его действия, его воля, потому что «в таком смысле [слово] употреблялось только по отношению к массовым и достаточно организованным действиям народа» (там же, с. 67). Значение слова как бы взорвалось изнутри. Мир в классовом обшестве — не покой, мирское бродит в крови, восставая на мир и согласие, и все оттого, что мир — одновременно и человек, и общество, в котором он живет. Мир и свет сошлись в единоборстве, исход которого не предрешен.

Развитие понятий о мире, воплощенных в истории слов, показывает, что вплоть до нового времени славяне никак не противопоставляли человека миру. Нет и мысли о возможности грани, которая отделяла бы человека от мира, в котором он живет и действует. Человек всего лишь составная часть этого мира, а мир очерчен границами верви. Но как бы ни ширился мир на протяжении всего средневековья, человек остается его достойной частицей, и он всегда сознает это.

ПОКОРЕНИЕ МИРА

«Чужое» становилось «своим» путем освоения прежде неведомых просторов, присвоения посредством действий, обработки земли. В русском языке много слов, которые отразили в своей истории неуклонный процесс колонизации новых земель мирными земледельцами. Экономические основы этого хорошо известны: подсечное земледелие требовало переходов с места на место. Лес подсекали, палили, удобряли землю и снимали урожай, пока это было возможно, а потом уходили дальше. Расчищая очередной участок, превращая ниву в село, человек постоянно соотносил эти два понятия: росчисть леса и селение, которое затем возникло на этом месте. Лес отступал, а за сохой земледельца поднимались все новые и новые села.

Если схематично описать последовательность всех этих действий во времени, представление о «чистых просторах» последовательно прошло в таких словах: поле — село — деревня — починок — росчисть (или в иных говорах — причисть); «освежение» словесного образа: росчисть — то же «чистое поле», но только рукотворное. Всегда поначалу такое место было общим для всех, чужим, сторонним, и чтобы сделать его своим, нужно вложить в это много труда и пота. В трудовом процессе рождаются и все иные именования пространства, «места», которое занимает род и семья.