Мир человека в слове Древней Руси - Страница 82

В древнерусских текстах домъ как "здание" известно уже в 1230 г., как "жилище" — тоже в XIII в., но как "хозяйство" или "общее для всех имущество" — уже в «Русской Правде», т. е. со времени осознания русской государственности и права.

Только в архаических по слогу текстах сохраняется еще в начале XIII в. старинное распределение значений слова домъ. Так, в «Печерском Патерике» домом одинаково называется и гражданское строение, и церковь (домъ господень, домъ божий, домъ пречистые, молитвенный домъ). Все древнерусские тексты, начиная с сочинений Илариона, называют храмы и церкви домами и тем отличаются от текстов других славян. Например, в «Кормчей» противопоставление «въ домъ или в церковь» обычно, но это в переводе не на русский язык. Правда, церковные писатели всегда уточняют, что речь идет о доме божьем, молитвенном или церковном, но уже само избегание общепринятого наименования (церковь) характерно; «домъ» в качестве понятия и термина столь же важен, как и «церковь». Еще в «Слове о погибели Русской земли» говорится о том, что земля русская «удивлена домы церковными», а этот текст относят к XIII в.

И только в конце XIII в. церковный дом окончательно становится храмом. До того хоромами (т. е. храмом) могли назвать только языческий храм, что особенно часто в рассказах о князе Владимире («храмы идольские и требища»). В переводах XIII в. уже вполне различаются «два домы: храмъ господень и домъ царевъ» (Памятники, I, с. 257). Представление о нарядном языческом храме полностью перенесено на храм христианский: такой же нарядный и столь же полезный.

Слово хоромы обозначает нарядное, высокое здание — храм, который, прежде всего чем-либо выделяется на фоне других домов. Книжный вариант слова храмъ (а не хоромы) со временем стал обозначать церковь. В ряду слов — от германского церковь до нового и искусственного образования собор — древнерусское храмъ занимает особое место. В его значении выражено не представление о вере (как в греческом kyriakós "господень", ставшем основой готского слова, к которому восходит славянское церковь), но также и не представление о собрании людей, пришедших молиться (как в слове собор); храмъ — обозначение простодушного восхищения красотой божьего жилища, хоромины чудной. Языческое капище было похоже на хоромы: окруженное тыном и рвом, тоже высокие столбы, тоже красивые изваяния, тоже какие-то покрытия над головой. По-видимому, божий домъ стал «храмом» одновременно с тем, как в самом слове домъ стали осознавать конкретность «дома» — здания, в котором кто-то обитает. Разумеется, это не мог быть бог, который воплощал собой «Дом»: в Древней Руси долго ходили выражения Домъ святой Софии (о Софийском соборе в Новгороде), Домъ святого Спаса (о патрональном соборе в Твери), Домъ святой Троицы (о Троицком соборе в Пскове), и это не просто указание на патрональную церковь, храм или здание, а вся совокупность владений и населения крупной феодальной вотчины. В отличие от народной речи, которая с помощью одного слова различным образом выражала отношение к «дому» — то как к хозяйству, то как к крову, то как к зданию, в церковнославянском языке изначально были аналитически дробные представления, выраженные разными словами: о наполненности людьми — это съборъ, о здании — это храмъ, о церковном хозяйстве вообще — это Домъ. Архаический смысл слова особенно стоек в речениях высокого стиля, а в таком случае смещение слов неизбежно. Домъ — владение, здание — просто храмъ. Но ведь и народной речи свойственны слова изба или хата, значит и там слово дом долго существует как обозначение общего владения, очень редко употребляется в значении "здание". Конечно, дом — это и здание также, но самое главное — то, что в нем, что за ним; не внешняя оболочка важна при определении дома, а ее наполнение, ее суть. Откуда же значение "здание" у слова дом?

На древнерусский книжный язык несомненное влияние оказал греческий язык. Греческое оікíа прежде всего "здание", а потом уже — "семья" или даже "хозяйство". Потому-то, переводя служебные тексты, древнерусские книжники по примеру греков стали называть домом (сначала) божий храм, либо домашних — всех без различения, т. е. также зависимых от господина лиц («весь домъ свой»). Тем самым в ранний исторический период народное представление о доме как о границах «своего мира» (родной дом — это дом рода) столкнулось с понятиями новой книжной традиции и отныне слилось с нею.

Отражая смену поколений в восприятиях ими сущности бытия, понятие «дом» постепенно утрачивает одно за другим все значения, ранее сплетенные в исходном корне: в родовом быту дом — это прежде всего населяющие его люди, в феодальном мире Древней Руси — хозяйство, и только ближе к нашему времени — здание, в котором может скрываться все это — и люди, и добро, и сама жизнь. Влияние чужой культуры, раздвоение смысла между житейским и освященным (разные представления о доме), расхождение своеобразных стилей (стиля литературы и стиля обиходной речи) — все это так или иначе отразило в себе сужение смысла старинного корня: здание, форма — вот что такое дом, как его понимаем мы. Но таким представлением о границах внутреннего мира не кончается мысль о предельности, дом — не последняя черта, за которой начинается «чужое».

Довольно часто находим мы в древнейших текстах смешение слов домъ и дворъ, может быть, потому, что на первых порах именно двор и был «вместилищем» дома, поскольку имел ограду. Особенно много путаницы в переводах с других языков. В «Повести об Акире» или в «Книге Есфирь» переводчики XII в., не умея соотнести эти два понятия, на всякий случай всегда говорят о главном — о доме: «И ста у дому царева, дому днѣшьнего, противу дому цареву» (Есфирь, V, ст. 1), т. е. на внутреннем дворе царского дома (как хозяйства и усадьбы) перед домом царя (как зданием; это современный дворец; дворец, а не домец!). С нашей точки зрения, в рассказе представлены три совершенно самостоятельных понятия, на взгляд же древнего русича, все здесь дано объемно, конкретно и вместе с тем слитно: этот дом.