Мир человека в слове Древней Руси - Страница 83

Стремительно, буквально в течение столетия, изменились в XI в. понятия о доме и домашних. Когда-то огнищанин (глава родового «огнища») платил своему князю-старейшине дань, как платили поляне хазарам в начале X в. — «вдаша от дыма мечь» (Лавр. лет., л. 6). Но уже в середине X в. Ольга осаждает древлян и требует «отъ двора по три голуби» (Лавр. лет., л. 16б). В конце того же века внук Ольги Владимир дал своей Десятинной церкви десятину «из домов на всякое лѣто» (Устав. Влад. (полн.), л. 104). Дымъ, дворъ или домъ последовательно противопоставлены княжению или торгу как самостоятельные хозяйственные единицы обложения. В конце XIV в., уже в Московском государстве, такой единицей стала отдельная деревня: «бысть дань велика по всему княжению московскому, з деревни по полтине» (ПСРЛ, т. XI, с. 85, 1384 г.). Понятие о хозяйстве постоянно изменялось, но с начала XI в. по XIV в. таким нераздельным хозяйством был дом. Замена этих понятий идет параллельно со столь же важными обозначениями личной меры: при Святославе вятичи платили хазарам «по щьлягу отъ рала», сын его Владимир, покорив вятичей, «възложи на ня дань от плуга»; при внуке Святослава брали уже «по гривнѣ от человѣка» (Дьяконов, 1912, с. 190—191). Личная мера соотносится с коллективной (родовой), постепенно заменяя ее. Огнище — дворъ — домъ; и вот уже гривна сменяет натуральные меры обложения. О здании нет и речи: огнище, дом — это одно и то же, внутреннее, «свое»; двор же — всего лишь внешняя граница владений.

Слово дворъ стало обозначать ограду, забор, защищавший все постройки вокруг жилого дома; княжеский двор (детинець, градъ или кромы — в разных местах Руси его называли по-разному) стоял посредине города, и уже в XI в. «Повесть временных лет» различает градъ как двор и городъ как общую крепость (Соколова, 1970).

Дворы множились и росли, соотносились друг с другом по степеням знатности их владельцев (Филин, 1949, с. 157—158). Изменялись и степени близости разных лиц.

Родные — в дому, близкие (дружина) — во дворе, в подворье, в гриднице. «Двор» сначала порождает класс дворян, и только много позже — дворовых. Дворяне известны с XII в., дворовые — только с XVII в. (СлРЯ XI—XVII вв., вып. 4, с. 194). Происходило понижение в степенях дальности и тех, кто был «при дворе», феодальная иерархия неустанно дробится и ширится. Придворные — при княжьем дворе, дворяне — при придворных, дворовые —при дворянах... Каждый раз иные «дворы», но «двор» как некая совокупность подневольных лиц, связанных с владыкой феодальными отношениями, всегда остается двором. «Чада» остались при доме, «домочадцы» (с оговорками) — также при доме, все же остальные стали «двором». Постепенно слово дворъ, развивая свои значения параллельно значениям слова домъ, становилось социальным термином. Когда-то, в давнее время, и дом, и двор обозначались одним обшим словом, совместно входя в понятие «хоромы». Социальная дифференциация общества неизбежно коснулась и их. Общественный статус человека стали обозначать конкретно по его месту в границах дома и двора. Неустанно ширясь, росло также представление о «своих»: из дома оно «вышло» во двор, а затем — за пределы двора.

Укажем еще одно важное различие, которому придавалось особое значение: дворъ и дверь слова одного корня; дверь выводила из дома во двор, тогда как ворота распахнуты со двора наружу (весь свет за порогом!). Разрастаясь в своих пределах, «двор» — огород, огражденный тыном — превращался в «град» — город, а его население также включалось в число «своих», во всяком случае «близких», которые потом, все увеличиваясь в числе и расходясь по лику земли, становились страной (стороной). Так что «пределы» всегда понимались достаточно просто: по тому, какие именно люди их населяли, — свои или чужие. До нас же слово дом дошло как самый общий термин для обозначения здания, жилья — родовое слово, в ходе развития включившее в себя представления о самых разных, весьма конкретных и всегда изменявшихся типах древнерусского жилища, родового гнезда и отчего крова, откуда человек выходил в мир. В Древней Руси такого общего слова еще не было, что вполне соответствовало понятиям наших предков о сущности и смысле каждой отдельной вещи.

Теперь нам нужно вглядеться в то, как осваивали древние русичи пространство вокруг себя (свой дом), выходя за порог родного дома.

ХОРОМЫ И ПАЛАТЫ

Таких слов, которые конкретизировали понятие дома и уточняли представление о нем по мере того, как усложнялись и сами постройки, и связанные с общественной жизнью социальные отношения, появилось много. Но не все они были древнерусскими (или не все употреблялись в Древней Руси): некоторые из них, будучи западнославянскими или южнославянскими, становились известными нашим книжникам только косвенно, по переводным текстам; иные были заимствованы. Все эти группы слов следует различать, чтобы не приписывать нашим предкам того, чего у них никогда не было.

Попробуем для начала ограничить круг слов, которые могли бы указывать на отношения древнерусского человека к своему жилью. Для этого, как обычно, воспользуемся переводами с греческого языка и теми разночтениями по рукописям и редакциям, которые сохранились в дошедших до нас источниках.

Oikía, óikos — "строение, здание", также "дворец" или "дом", но еще и "домашний очаг", "семья или род", "домочадцы"; слишком много значений, отчасти уже переносных, вторичных, с которыми сразу же столкнулся древнеславянский книжник, как только занялся переводами с греческого. Оттого он и смущается при передаче греческого слова: храмъ, храмина или домъ (Евсеев, 1905, с. 105), храмина царя (т. е. собственно дворец) или клѣть (там же, с. 82, 100), домъ или стрѣха (Ягич, 1902, с. 91), хлѣвина, храмина или домъ (Златоструй, л. 61 г), «въ домъ пира» или «въ храмъ пирьный» (Евсеев, 1905, с. 84), домъ или обобщенно жилище (Хрон. Георг. Амарт., словарь, с. 231, 235, 236), домъ или полата (Златоструй, л. 61г). Вдобавок, как можно судить по древнерусским переводам XII в., словом домъ передавались значения "дом" и "двор", поскольку они совпадали и в греческом языке (как в примере из «Книги Есфирь»). Сочетание домовьный дворъ иногда передается словом нырище (Толк. Феодор., с. 176), оно обозначает примерно то же, что вежа у русских, — "башня крепости", "крепостной двор". Указанному греческому слову соответствуют несомненно русские (что можно определить по русским редакциям текстов) храмина (как здание), жилище (как жилье) и домъ (как совокупность хозяйственных и жилых построек, т. е. двор). Хлѣвина, нырище, клѣть не имели таких значений у восточных славян, они вообще больше свойственны болгарским текстам начиная с X в. Но слов дворъ и вежа вовсе нет в переводах, они употребляются только в оригинальных древнерусских текстах; это верный признак того, что слова были русскими.